ИДЕНТИЧНОСТЬ

лат. identicus — тождественный, одинаковый) — осознание личностью своей принадлежности к той или иной социально-личностной позиции в рамках социальных ролей и эго состояний. Идентичность, с точки зрения психосоциального подхода (Э. Эриксон), является своего рода эпицентром жизненного цикла каждого человека. Она оформляется в качестве психологического конструкта в подростковом возрасте и от ее качественных характеристик зависит функциональность личности во взрослой самостоятельной жизни. Идентичность обусловливает способность индивида к ассимиляции личностного и социального опыта и поддержанию собственной цельности и субъектности в подверженном изменениям внешнем мире.
Данная структура формируется в процессе интеграции и реинтеграции на интрапсихическом уровне результатов разрешения базисных психосоциальных кризисов, каждый из которых соответствует определенной возрастной стадии развития личности. В случае позитивного разрешения того или иного кризиса, индивид обретает специфическую эго-силу, не только обусловливающую функциональность личности, но и способствующую ее дальнейшему развитию. В противном случае возникает специфическая форма отчуждения — своеобразный «вклад» в спутанность идентичности. Последовательность этих кризисов в концепции Э. Эриксона выглядит следующим образом:
Первая стадия индивидуального развития (от рождения до года). Базисный кризис: доверие против недоверия. Потенциальная эго-сила данной стадии — надежда, а потенциальное отчуждение — временная спутанность.
Вторая стадия индивидуального развития (1 года до 3 лет). Базисный кризис: автономия против стыда и сомнения. Потенциальная эго-сила — воля, а потенциальное отчуждение — патологическое самоосознование.
Третья стадия индивидуального развития (от 3 до 6 лет). Базисный кризис: инициатива против вины. Потенциальная эго-сила — способность видеть цель и стремиться к ней, а потенциальное отчуждение — жесткая ролевая фиксация.
Четвертая стадия индивидуального развития (от 6 до 12 лет). Базисный кризис: компетентность против неуспешности. Потенциальная эго-сила — уверенность, а потенциальное отчуждение — стагнация действия.
Пятая стадия индивидуального развития (от 12 лет до 21 года). Базисный кризис: идентичность против спутанности идентичности. Потенциальная эго-сила — цельность, а потенциальное отчуждение — тотальность.
Шестая стадия индивидуального развития (от 21 года до 25 лет). Базисный кризис: интимность против изоляции. Потенциальная эго-сила — любовь, а потенциальное отчуждение — нарциссическое отвержение.
Седьмая стадия индивидуального развития (от 25 до 60 лет). Базисный кризис: генеративность против стагнации. Потенциальная эго-сила — забота, а потенциальное отчуждение — авторитарность.
Восьма стадия индивидуального развития (после 60 лет). Базисный кризис: интегративность против отчаяния. Потенциальная эго-сила — мудрость, а потенциальное отчуждение — безысходность.
С точки зрения социальной психологии существенно важно, что Э. Эриксон рассматривал процесс формирования идентичности как нечто, происходящее в условиях социального взаимодействия, поскольку, «... формирование идентичности предполагает процесс одновременного отражения и наблюдения,... посредством которого индивид оценивает себя с точки зрения того, как другие, по его мнению, оценивают его в сравнении с собой и в рамках значимой для них типологии; в то же время он оценивает их суждение о нем с точки зрения того, как он воспринимает себя в сравнении с ними и с типами, значимыми для него»1. Более того, Э. Эриксон описывает идентичность не просто как личностную структуру, сформированную или не сформированную под воздействием внутренних и внешних факторов, влияющих на развитие индивида (и, очевидно, в большой степени детерминирующую структуру и качество его социальных контактов на протяжении всей последующей жизни), но как форму личностного бытия, в идеале интегрирующую на субъективном уровне внутренний мир человека и мир внешний в единую психосоциальную вселенную. С точки зрения Э. Эриксона, «говоря об идентичности, мы имеем дело с процессом, “локализованным” в ядре индивидуальной, но также и общественной культуры, с процессом, который в действительности устанавливает идентичность этих двух идентичностей»2. Представляется важным, что речь идет именно о процессе — т. е. упомянутая вселенная на протяжении всей человеческой жизни остается категорией динамической.
Еще один принципиальный момент для понимания содержания, которое вкладывал в понятие «идентичность» Э. Эриксон, заключается в том, что, пожалуй, главным фактором, обусловливающим эту динамику, ее движущей силой является диалектическое взаимодействие, взаимозависимость и взаимовлияние упомянутых двух миров в рамках единой структуры: «...говоря об идентичности, нельзя отделить ... “кризис идентичности” отдельного человека от современных ему исторических кризисов, поскольку они помогают понять друг друга и действительно взаимосвязаны»3.
Деструктивной альтернативой идентичности, с точки зрения психосоциального подхода, является спутанность идентичности: «Неспособность многих молодых (и не только молодых — В. И., М. К.) людей найти свое место в жизни базируется на предшествующих сильных сомнениях в своей этнической и сексуальной идентичности, или ролевой спутанности, соединяющейся с застарелым чувством безнадежности. В этом случае делинквентные и “пограничные” эпизоды не становятся чем-то уникальным»1. Типичными проявлениями спутанности идентичности в социальной жизни индивида являются неспособность к установлению адекватных отношений близости, подменяемым симбиотической зависимостью, либо истерическим отвержением, диффузия временной перспективы и диффузия трудолюбия.
В своих работах Э. Эриксон выделил еще одну форму внутриличностной организации по принципу тотальности, являющейся, наряду со спутанностью идентичности, деструктивной альтернативой качественного психосоциального развития. В определенных условиях, индивиду «... оказывается легче достичь идентичности (точнее сказать, ощущения некоторой целостности собственного “Я” — В. И., М. К.) через тотальную идентификацию с тем, кем он меньше всего должен стать, чем бороться за ощущение реальности приемлемых ролей, для овладения которыми он не имеет внутренних средств»2. В таком случае возникает феномен негативной идентичности, суть которого заключается в жесткой фиксации индивида на ролях и идентификациях, отвергаемых или осуждаемых обществом. Классическим примером проявления негативной идентичности является идентификация с криминальными сообществами, сексуальными меньшинствами и т. п. Однако, необходимо иметь в виду, что в условиях, например, тоталитарного общества, негативная идентичность индивида может иметь объективно витальный характер как в личностном, так и в социальном аспектах, выражаясь в принятии роли правозащитника, диссидента, реформатора.
Надо сказать, что касается эмпирической валидизации психосоциальной концепции в целом и исследования идентичности, в частности, это существенно осложняется широтой и многомерностью психологической реальности, описанной Э. Эриксоном. В этой связи в зарубежной психологической науке неоднократно предпринимались попытки адаптации понятия «идентичность» к инструментальным методам исследования, что зачастую сводило его к частным и вторичным проявлениям.
Так, например, Дж. Марсиа, рассматривает идентичность как «структуру эго» или внутреннюю самосоздающуюся динамическую организацию потребностей, способностей, убеждений и индивидуальной истории. То есть фактически сводит идентичность к иерархической организации эго. При этом чрезвычайно важной представляется его идея о том, «что данная гипотетическая структура проявляется феноменологически через наблюдаемые паттерны “решения проблем”»3. Если несколько расширить данный подход и добавить, что идентичность феноменологически проявляется не только через «паттерн решения проблем» (что, само по себе, безусловно, справедливо), но и через иные наблюдаемые и измеряемые аспекты функционирования индивида как на социальном, так и на внутриличностном уровне, мы получаем определенную возможность опосредствованного эмпирического исследования идентичности без искусственного препарирования самого понятия.
Вместе с тем, статусная модель идентичности, предложенная Д. Марсиа, хотя и привлекательна для многих исследователей, особенно в области возрастной психологии, именно своей «удобоваримостью», с точки зрения инструментального измерения данного феномена, вызывает много вопросов в смысле соответствия реальности, описываемой данной моделью, подлинному содержанию понятия «идентичность» в его изначальном виде. Не случайно в ходе дискуссии, развернувшейся в конце 80-х гг., критики подхода Дж. Марсиа, в частности, Д. Коте и Ч. Левин указывали на чрезмерное сужение им понятия по сравнению с изначальным, предложенным Э. Эриксоном. Данная критика представляется обоснованной в силу того, что, хотя в своих трудах, посвященных проблемам идентичности Э. Эриксон, достаточно часто употребляет именно понятие «эго-идентичность», он фактически трактует его значительно шире, чем можно было бы ожидать исходя из классических представлений эго-психологии в рамках психоаналитической традиции.
А. Ватерман, говоря об идентичности, во главу угла ставит ценностно-волевые аспекты развития личности, хотя и не сводит все дело исключительно к ним. По-видимому, в свете вышесказанного данные аспекты могут рассматриваться как один из факторов, через которые проявляется идентичность. Сюда же можно отнести и предлагаемые этими и другими авторами типологии идентичности как «точки тестирования», отражающие определенную фазу динамического процесса развития.
Представители школы символического интеракционизма, в частности, И. Гоффман, не просто расчленяют понятие идентичности на составные части, но выделяют различные виды идентичности (социальная, личная, я-идентичность) в самостоятельные категории. При этом акцент делается на социальной обусловленности идентичности. Однако необходимо отметить, что работы основоположника концепции символического интеракционизма Дж. Мида по данному вопросу были опубликованы задолго до того, как увидели свет основные труды Э. Эриксона по проблемам идентичности, и во многом отражали спор сторонников биологического и социального детерминизма развития личности. Сам же Э. Эриксон, говоря о взаимосвязи личной истории индивида и социума в рамках понятий идентичности и кризиса идентичности, замечает, что «... было бы явно неправильно переносить на изучаемое нами некоторые термины индивидуальной и социальной психологии, часто применяемые к идентичности или к расстройствам идентичности, такие как представление о себе, образ “я”, самоуважение — с одной стороны, и конфликт ролей, утрата роли — с другой, хотя на данный момент объединение усилий — лучший метод исследования этих общих проблем. Но данному подходу не хватает теории развития человека, которая попыталась бы подойти ближе к явлению, выясняя его истоки и направление»1.
Характерно, что уже в позднейших исследованиях представителей все того же символического интеракционизма наметилась тенденция к интеграции понятий личностной и социальной идентичности. Так, Ю. Хамберс выдвинул концепцию баланса идентичности. Он предложил модель, согласно которой личностная и социальная идентичность выступают как два измерения единого целого: «Вертикальное измерение — личностная идентичность — обеспечивает связанность истории жизни человека. Горизонтальное измерение — социальная идентичность — обеспечивает возможность выполнять различные требования всех ролевых систем, к которым принадлежит человек»2.
Та же идея восприятия личностной и социальной идентичности как двух аспектов единого целого находит свое отражение в работах Х. Тэджфела и Дж. Тэрнера. В представлении Х. Тэджфела, личностная и социальная идентичности являются полюсами одного биполярного континуума. Еще дальше в этом направлении идет Г. Брейкуэлл. Он рассматривает идентичность как динамическую систему. В этой логике личностная и социальная идентичности выступают уже не как различные части или аспекты единой идентичности, а как разные точки в процессе развития последней.
В отечественной психологии в настоящее время наблюдается своеобразный бум исследований, связанных с проблематикой идентичности. За последние пять лет в нашей стране был защищен ряд диссертаций, проблематика которых так или иначе связана с психосоциальным подходом. Отечественная библиография на тему идентичности насчитывает на сегодняшний день уже десятки, если не сотни позиций (Н. В. Антонова, Е. П. Белинская, Л. Гудков, В. А. Ильин, В. Н. Павленко, М. В. Попова, Л. Б. Шнейдер и др.). В результате этих исследований выявлен целый ряд особенностей психосоциального развития личности в российском обществе, конкретизирована взаимосвязь индивидуального развития и базисных социальных институтов, изучена роль идентичности в процессе адаптации индивида в условиях социальных изменений, особенности формирования и интеграции в целостную структуру профессиональных, этнических и иных значимых идентификаций индивида.
Вместе с тем, нельзя не заметить, что некоторые авторы под влиянием своеобразной «моды» используют становящееся все более популярным в научном обиходе понятие «идентичность» применительно к описанию явлений и процессов как собственно психологического, так и социологического, культурологического и т. д. плана, не имеющих непосредственного отношения к психологической реальности, описанной Э. Эриксоном в терминах идентичности. Как следствие, понятийный и категориальный аппарат психосоциальной концепции в отечественной науке остается на сегодняшний день в значительной степени размытым и неоформленным. Весьма распространенной является терминологическая путаница, связанная с соотношением понятий «идентичность» и «идентификация». Зачастую это обусловлено стремлением авторов к стилистической элегантности, нежеланием повторять одно и то же слово, пусть даже в ущерб смысловой корректности словоупотребления терминов.
Кроме того, на качестве ряда работ сказываются отмеченные выше сложности, связанные с непосредственным эмпирическим изучением идентичности. Однако в последние годы в арсенале исследователей и психологов-практиков появились достаточно надежные стандартизированные методы, позволяющие выявлять качественные особенности индивидуального психосоциального развития и личностной идентичности. К ним следует отнести, прежде всего, «Опросник для диагностики психосоциального развития личности» (The Inventory of Psychosocial Balance (IPB)) Дж. Домино и Д. Аффонсо.
Практический социальный психолог, планируя работу с конкретным сообществом, должен четко представлять себе возможности каждого индивида, обусловленные особенностями психосоциального развития с точки зрения того «вклада», который он может внести в совместную деятельность. Он также должен уметь выявлять членов группы со спутанной или негативной идентичностью и предпринимать шаги, направленные на их адаптацию в группе. Прямой профессиональной обязанностью социального психолога-практика, работающего в сфере образования, является отслеживание и коррекция динамики психосоциального развития учащихся, в том числе за счет постановки при необходимости перед администрацией образовательного учреждения вопроса об организационных изменениях в его деятельности.