АГРЕССИВНОСТЬ

от лат. aggressio — нападать] — стабильная, устойчивая характеристика, свойство, отражающее осознаваемую или неосознаваемую предрасположенность личности к достаточно последовательному агрессивному поведению, целью которого является причинение объекту физического или психологического вреда. Подобный физический или психологический ущерб, который наносит или готова нанести агрессивная личность, может быть «частичным», «локальным», а порой и «абсолютным», когда речь идет об уничтожении объекта агрессии, будь то личность или общность людей, либо какой-то неодушевленный объект агрессивного нападения. Агрессивность в ряде случаев может рассматриваться не только как устойчивая личностная черта, но и как конкретно-актуальное состояние, а поведение агрессивной направленности, им вызванное, как деяние, осуществленное в состоянии аффекта. В логике противоправного поступка в этом случае для его оценки требуется заключение судебно-психологической экспертизы. При этом необходимо понимать, что агрессивность на протяжении тысячелетий играла одну из решающих ролей в процессе выживания человека. Меняющиеся нормы реагирования на проявление агрессивности, содержание и степень жесткости суждений по поводу подобной поведенческой активности в существенной мере отражались в том, что традиционно рассматривается в психологической науке как процесс социализации. Понятно, что агрессивность как стабильная личностная черта проявляется в реальном контактном поведении. В то же время столь же очевидно, что развивающаяся человеческая особь такой характеристикой, как агрессивность, изначально не обладает. Именно в связи с этим проблематика агрессивности и агрессивного поведения наиболее полно разработана в рамках концепции социального научения (А. Бандура и др.). В частности, в рамках этого подхода было однозначно показано, что модели агрессивного поведения усваиваются детьми практически с момента их рождения. По сути дела, речь идет о том, что люди «учатся» вести себя агрессивно и что для понимания того, почему активность данной личности носит агрессивный характер, необходимо учитывать целый ряд факторов: каким образом были усвоены образцы подобных действий, что конкретно в каждом индивидуальном случае побудило и спровоцировало подобную активность и в связи с чем данный стиль поведения и конкретные действия получили подкрепление и, в конечном счете, «закрепление». Не менее значимым моментом в этом плане является тот факт, что для того, чтобы реализовать агрессию на поведенческом уровне, необходимо владеть определенными навыками, обеспечивающими успешность, результативность агрессивного поведения, конкретного акта агрессии. Как показывают исследования самого А. Бандуры и его последователей, решающее значение здесь имеют факторы социального научения и, прежде всего, внешнего поощрения и наказания (при этом не обязательно адресованные самому субъекту, а, например, просто им наблюдаемые). В современной обыденной лексике существует ряд широко употребляемых словосочетаний, в рамках которых смысловое значение агрессивности приобретает позитивное звучание, подчеркивающее силу, мощность, целеустремленность (например, агрессивная игра форварда в футболе или хоккее, агрессивный стиль вождения автомобиля и т. д.).
В рамках классических экспериментов, направленных на изучение психологической природы агрессивности и агрессивного поведения и особенностей их формирования и складывания, в частности, в исследованиях А. Бандуры и его последователей, доказывающих, что содержание внешних стимулов, в частности телевизионных программ, значимо влияет на уровень агрессивности, испытуемые обычно «...смотрели фрагмент программы либо с демонстрацией насилия, либо возбуждающей, но без показа насилия. Затем им давали возможность выразить агрессию по отношению к другому человеку, чаще при помощи регулируемого электрического разряда, который, как они знали, будет болезненным. Хотя были случайные исключения, исследователи обычно обнаруживали, что испытуемые, которые смотрели программу, показывающую насилие, действовали более агрессивно, чем те, кто видел программу без демонстрации насилия». Однако, по справедливому замечанию американских социальных психологов Л. Хьелла и Д. Зиглера, «хотя такое исследование очень наглядно, у него есть некоторые серьезные ограничения. Воздействие сохраняется в течение краткого промежутка времени и действия, посредством которых экспериментатор предлагает нанести вред другому человеку (например, нажатие кнопки для электрического разряда), далеки от реальной жизни. Следовательно, уместно спросить, насколько существенна информация о влиянии телевидения и агрессивных фильмов, полученная при помощи этих исследований, для повседневной жизни»1.
Эти сомнения относительно эвристичности подобных экспериментов, выглядят тем более основательными в связи с тем, что в ряде других исследований агрессивности, построенных по схожему сценарию, не было получено однозначного подтверждения влияния просмотра сцен насилия на уровень личностной агрессивности.
Так, в рамках эксперимента, поставленного американским исследователем В. Джозефсоном в 1987 году, группе мальчиков из начальной школы было объявлено о замене ожидавшегося мультфильма просмотром другой телепрограммы (в задачи эксперимента входило изучение влияния фрустрации на агрессивное поведение). При этом одной части испытуемых был показан фрагмент передачи, включающей сцены насилия, а другой — фрагмент передачи, в котором насилия не было. Сразу после просмотра обеим группам было предложено сыграть в хоккей на полу. Во время игры, экспериментаторы методом целенаправленного наблюдения фиксировали проявления агрессивности у испытуемых. Выяснилось, что «программа, в которой показывалось насилие, привела к повышению насилия в группах, куда входили мальчики, которых ранее их учителя оценивали как агрессивных. Напротив, мальчики, которые считались малоагрессивными, реагировали на программу с насилием пониженной агрессией (по сравнению с контрольной программой без насилия), если только не оказывались в группах, где были высокоагрессивные мальчики. Эти результаты заставляют предположить, что фрустрация приводит к агрессии у некоторых мальчиков, но не у всех, и что просмотр сцен насилия способствует этой агрессии, но опять же лишь у некоторых мальчиков»1.
В какой-то степени прояснить ситуацию позволяет лонгитюдное исследование, проводившееся на протяжении 30 лет в США группой психологов и социологов во главе с Л. Ироном. Как сообщают Л. Хьелл и Д. Зиглер, «в 1960 году они провели обследование среди школьников третьего года обучения (875 мальчиков и девочек) в полуаграрном городке северной части штата Нью-Йорк. Они изучили некоторые поведенческие и личностные характеристики этих детей, а также собрали данные об их родителях и домашнем окружении. Основным открытием этого начального исследования было то, что восьмилетние дети, предпочитавшие телевизионные программы, показывающие насилие, числились среди наиболее агрессивных в школе. Через десять лет ученые провели повторное обследование 427 из этих детей, чтобы изучить связь между количеством и содержанием телевизионных программ, которые они смотрели в возрасте восьми лет, и тем, насколько агрессивны они были теперь. Они обнаружили, что частое наблюдение насилия в восьмилетнем возрасте в какой-то степени предсказало агрессивность в возрасте 18 лет. Дети, отнесенные к агрессивным своими восьмилетними сверстниками, оценивались как агрессивные и подростками, знавшими их в 18-летнем возрасте, то есть наблюдалась стабильность в агрессивном поведении на протяжении 10 лет. Более поразительным, однако, было открытие, что дети, считавшиеся агрессивными в восьмилетнем возрасте, в три раза чаще привлекали внимание полиции в течение последующих 10 лет, чем те, кто был неагрессивен. Фактически наилучшим предсказателем мужской агрессивности в возрасте 18 лет, даже после контроля на враждебность по другим факторам, была степень насилия в телевизионных программах, которые они предпочитали смотреть в восьмилетнем возрасте.
Не так давно Л. Ирон и его коллеги сообщили о втором исследовании свыше 400 индивидов из той же группы, которым к этому времени было приблизительно по 30 лет. Как и ранее, агрессивное поведение было стабильным на протяжении всего времени, прошедшего от предыдущего обследования, а наиболее агрессивные дети не только имели неприятности с законом, но также были более жестоки со своими женами и детьми 22 года спустя. Более того, исследователи обнаружили значительную связь между количеством программ, показывающих насилие, которые смотрели дети в восьмилетнем возрасте, и вероятностью того, что они будут обвинены в серьезном преступлении в возрасте 30 лет. Следовательно, тяжесть уголовных преступлений, совершенных в возрасте 30 лет, прямо зависит от количества телевизионных программ, демонстрирующих насилие, которые были просмотрены в восьмилетнем возрасте. Ирон признает, однако, что статистическая природа его исследования, построенная на вычислении корреляции, не позволяет говорить о каких-то определенных причинно-следственных отношениях»2.
В целом результаты описанных экспериментов позволяют однозначно утверждать, что демонстрация насилия в большинстве случаев является своеобразным катализатором агрессивности. Вместе с тем, собственно агрессивность как стабильная личностная черта, а также количественные и качественные особенности ее проявлений в социальной среде, зависят от множества переменных, лишь одной из которых (хотя и бесспорно достаточно значимой) является социальное научение.
С точки зрения ортодоксального фрейдизма, агрессивность правомерно рассматривать как форму сублимации инстинкта смерти — т. е. она носит врожденный характер. Эта идея получила частичное подтверждение в серии экспериментов, направленных на изучение влияния различных эмоций на агрессивное поведение: «После того, как в одном из опытов экспериментатор предложил испытуемым записать свои мысли насчет умирания и тем самым заставил их осознать свою смертность, они повели себя более агрессивно по отношению к предполагаемому объекту, своему товарищу»1. Знаменитая гипотеза фрустрации — агрессии, сформулированная Д. Доллардом и Н. Миллером также имеет в своей основе представления З. Фрейда об инстинкте смерти (Тонатосе).
По мнению Д. Майерса, «хотя склонность людей к агрессии может и не квалифицироваться как инстинкт, агрессия все-таки обусловлена биологически»2.
В то же время, безусловно, на проявления агрессивности большое влияние оказывают условия среды и ситуационные переменные. Так, например, внешние воздействия, вызывающие боль (как физическую, так и психологическую) усиливают агрессивность: «Леонард Берковиц и его сотрудники продемонстрировали это на студентах Висконсинского университета, которым предлагалось подержать одну руку либо в чуть теплой, либо в холодной до боли воде. Те, кто опускал руку в ледяную воду, сообщали о растущем раздражении и досаде, и о том, что готовы буквально осыпать проклятьями другого участника эксперимента, издававшего неприятные звуки. Полученные результаты позволили Берковицу сделать вывод о том, что скорее аверсивная стимуляция, чем фрустрация, является спусковым механизмом враждебной агрессии»3. Помимо этого ряд наблюдений и экспериментов показывает, что на агрессивность влияют такие средовые факторы, как жара и теснота.
С точки зрения социальной психологии, наибольший интерес, представляет, естественно, влияние группы на агрессивность личности. Совершенно очевидно, что существует целый ряд специфических групп, в том числе и закрытого типа, в которых повышенная агрессивность является не просто одобряемым личностным качеством, позволяющим индивиду занять высокое статусное положение в неформальной структуре сообщества, но, по сути дела, необходимым условием физического выживания. Помимо этого, данная тенденция присуща не только корпоративным сообществам, находящимся в явном состоянии изоляции, например, криминальным группировкам. В той или иной степени проявляется практически в любых группах низкого социально-психологического уровня развития, в которых недостаточной степени опосредствованы задачами, целями и содержанием просоциальной совместной деятельности. Этому способствуют такие групповые эффекты, как поляризация, деперсонализация, «размывание» ответственности. Причем, как показал ряд исследований, увеличение размера группы способствует усилению агрессивности. Так, как пишет Д. Майерс, «когда Брайен Маллен анализировал сообщение о 60 судах Линча, имевших место в период с 1899 по 1946 год, он сделал интересное открытие: чем большая по численности толпа наблюдала за линчиванием, тем более ужасными были истязания и убийства»4.
На сегодняшний день есть все основания утверждать, что при определенных условиях агрессивность может распространяться посредством социального заражения и приобретать характер массовидного явления. Это отчетливо видно на примерах асоциальных молодежных группировок — футбольных фанатов, скинхедов и т. п. Достаточно вспомнить массовый погром, имевший место в Москве во время чемпионата мира по футболу 2002 года. На несколько часов центр города оказался фактически во власти беснующийся толпы, сметавшей все на своем пути. Крайняя социальная опасность подобной массовой агрессивности не требует доказательств. Однако и гораздо более локальные проявления агрессивности в групповом контексте чаще всего носят деструктивный характер. Даже в тех сферах деятельности, где, как уже отмечалось, агрессивность в целом оправдана и целесообразна, чрезмерные ее проявления разрушают групповое взаимодействие и препятствуют достижению общей цели.
Практический социальный психолог должен в рамках своей профессиональной деятельности не просто сам не стимулировать агрессивные проявления конкретных личностей в курируемой им общности и не только пресекать спонтанные проявления агрессивности на поведенческом уровне, но и целенаправленно выстраивать свое коррекционно-поддерживающее влияние таким образом, чтобы деструктивная межличностная активность не свела «на нет» ни благоприятный социально-психологический климат, ни действенную групповую эмоциональную идентификацию, ни способность адекватно атрибутировать ответственность за успехи и неудачи в групповой деятельности, ни все другие содержательные социально-психологические параметры процессов конструктивного просоциального группообразования и личностного развития в рамках той общности или организации, с которой работает социальный психолог-практик.