РЕДУКТИВНЫЙ И СИНТЕТИЧЕСКИЙ МЕТОДЫ
РЕДУКТИВНЫЙ И СИНТЕТИЧЕСКИЙ МЕТОДЫ
(Reductive and synthetic Methods; Reduktive und synthetische Methode). Юнг подверг сомнению действие причинности и детерминизма в человеческой психологии. «Психологию индивида никогда нельзя исчерпывающе объяснить только из него самого... Ни один психологический факт нельзя объяснить только в терминах причинности; как живое явление, он всегда неразрывно связан с непрерывностью жизненного процесса, в этом случае он не только некий результат развития, но также нечто постоянно развивающееся и творческое» (Собр. соч. Г. 6. Парагр. 717). Юнг использовал слово «редуктивный» для обозначения ядра фрейдовского метода, с помощью которого тот стремился обнаружить первобытные, инстинктивные, инфантильные основы или корни психологической мотивации. Юнг был достаточно критичен к редуктивному методу, поскольку полный смысл бессознательного продукта (симптома, сновидения, образа, обмолвки) при этом не раскрывался. Связывая бессознательный продукт с прошлым, можно утратить его сегодняшнюю ценность для индивида. Возражение вызывает и свойственная редукции тенденция к упрощению, пренебрежению тем, что, по мнению Юнга, несет в себе более глубокий смысл. В частности, редуктивные интерпретации можно выразить в крайне персоналистических выражениях, слишком тесно связанных с мнимыми «фактами данного случая». Юнг гораздо больше интересовался тем, куда ведет человека его жизнь, нежели предполагаемыми причинами, приведшими к трудно-разрешимой ситуации. Он придерживался телеологической точки зрения. Юнг описывал эту ориентацию как «синтетическую», в том смысле, что она возникла из отправной точки, имевшей первостепенное значение. Развивая эту идею, он утверждал, что рассказываемое пациентом аналитику не должно рассматриваться как историческая правда, но лишь как субъективная (см. ПСИХИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ). Таким образом, сообщения о сексуальном преследовании или о событиях, свидетелем которых якобы являлся пациент, вполне могут быть фантазиями и тем не менее психологически истинными для самого пациента (см. ФАНТАЗИЯ). Юнг указывал, что синтетический метод принимается как само собой разумеющийся в каждодневной жизни, в которой чисто причинные факторы обычно игнорируются. К примеру, если человек имеет мнение и выражает его, мы хотим знать, что он имеет в виду, чего он хочет добиться этим. Использование синтетического метода подразумевает рассмотрение психологических явлений таким образом, как если бы они имели намерение и цель, т.е. в терминах целеполагания или телеологии. Допускается, что бессознательное обладает своего рода знанием или даже предзнанием (Собр. соч. Г. 8. Парагр. 175). Такая методология соответствовала основной идее Юнга, идее противоположностей, которые, оказываясь разделенными, постоянно стремятся и ищут синтеза (см. КОНЪЮНКЦИЯ). Следует подчеркнуть, что Юнг никогда не избегал анализа младенчества и детства как таковых — в некоторых случаях он считал это весьма существенным, хотя и не исчерпывающим (Собр. соч. Т. 16. Парагр. 140—148). Р. и С. М·. могут также и сосуществовать. Напр., фантазию можно интерпретировать редуктивно как «заключение в капсулу» личной ситуации, как последствие предыдущих событий. С символической, синтетической точки зрения ее можно истолковать как прослеживание линии будущего психологического развития (Собр. соч. Т. 6. Парагр. 720). См. СИМВОЛ. Юнг не совсем справедлив по отношению к редуктивной точке зрения, которая требует большего, чем образа мышления архивиста. Это не просто вопрос реконструирования события младенчества, но использования воображения при размышлении о смысле этих событий. Порой сами аналитические психологи оказываются виноваты, используя архетипы и комплексы жестко редуктивным образом. Это направление критики Юнга разделяет ряд современных психоаналитиков (Rycroft, 1968; Schafer, 1976). Каузальность в качестве принципа объяснения в психологии обсуждается и сегодня. религия (Religion). Высказывания Юнга относительно Р. рассматривались с разных позиций, исследования предпринимались в медицине, психологии, метафизике и теологии. Особым предметом внимания была его субъективная предвзятость и уклонения от признания символа веры. В самих его работах, однако, есть логичность. Для него Р. была определенной позицией разума, внимательным изучением и наблюдением определённых «сил»: духов, демонов, богов заповедей, идеалов. Или фактически Р. есть отношение к тому, что чрезвычайно поразило человека и привело к поклонению, повиновению, почитанию и любви. В собственной фразе Юнга это выглядит так: «Мы могли бы сказать, что термин «религия» обозначает установку, присущую сознанию, измененному опытом нуминозного» (Собр. соч. Г. И. Парагр. 9). См. НУМИНОЗ. Однако критики, в особенности священнослужители, продолжали сомневаться и вопрошать, поскольку Юнг упорно отказывался говорить, откуда возник сам нуминоз, утверждая лишь то, что он соответствует образу Бога у индивида с архетипическими наклонностями, что этот образ стремится к выражению, а будучи уже выраженным, принимает узнаваемую форму. Эта форма, по наблюдениям Юнга, была весьма схожа с той, которой на протяжении веков характеризовались отношения между человеческими особями и так называемым священным (см. АРХЕТИП). Он считал человека религиозным по своей природе, а религиозную функцию столь же мощной, что и половой инстинкт или чувство агрессии. Являясь естественной формой психического выражения, Р. была также, по мнению Юнга, подходящим предметом для психологического исследования и анализа. Утверждая психологическую точку зрения, Юнг стремился прояснить, что под Р. он понимает не свод законов, заповедей, вероучение или догму. «Бог есть тайна, — говорил он, — и все, что мы говорим о нем, говорится и веруется людьми. Мы создаем образы и идеи, но когда я говорю о Боге, я всегда имею в виду образ, который из него сделал человек. Но никто не знает, каков и как он выглядит и может ли он быть Богом» (1957). Психологическим носителем образа Бога в человеке Юнг считал самость. Он считал, что она действует в роли руководящего принципа личности, отражающего потенциальную целостность индивида, побуждая жизнь к большей состязательности и подтверждению смысла. Почти все, что связывает человека с этими атрибутами, отмечал Юнг, может использоваться как символ самости, но некоторые освящённые временем фундаментальные формы, такие, как крест и мандала, признаются коллективным выражением высших религиозных ценностей человека; т.е. крест символизирует напряжение между крайними противоположностями божественного и человеческого, а мандала представляет разрешение этого противостояния (см. ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ). Психологически Юнг приписывал трансцендентной функции задачу связи человека и Бога и личности и ее конечного потенциала через образование символов. Идея того, что эго должно отвечать на требования самости является центральной в юнговской концепции индивидуации — процессе достижения самого себя. Такое достижение получает религиозное значение, поскольку придает смысл стараниям индивида. Все живое, считал Юнг, подразумевает воссоединение и разрешение гетерогенных и противоборствующих импульсов. Он рассматривал союз между индивидуальной и коллективной психикой возможным только тогда, когда существует живая и действующая религиозная установка. Говоря о своих личных религиозных взглядах, Юнг писал: «Я не верю, но знаю о силе подлинной личностной природы и непреодолимого воздействия. Я называю эту силу «Богом» (1955). Говоря конкретно о христианстве, он оценивал себя как лютеранина и протестанта. В своей автобиографии он сообщает, что не только хотел бы оставить дверь открытой для христианского послания, но и считает подобное послание самым важным для западного человека. Он подчеркивал, однако, что христианство следует рассматривать в новом свете и в соответствии с изменениями, произведенными современным духом. Иначе, считал он, оно окажется вне времени и не окажет должного конструктивного эффекта. Юнг допускал, что его взгляд на Р. связывал нас с вечным мифом, но именно эта связь и явилась тем, что обеспечило этому мифу универсальность и способность воздействия на человека.
Источник: Критический словарь аналитической психологии К. Юнга. 1994 г.