КОЛЛЕКТИВИЗМ
Источник: Ньюстром Д., Дэвис К. Организационное поведение. 2000
Источник: Краткий словарь-справочник по психологии. РУДН, 2004
Источник: Развитие ребенка. Питер. 2004 г.
Омоним — К. как свойство личности, определяющее ее тип, как осознанная человеком солидарность с целями и средствами развития общества и своей группы.
Источник: Краткий словарь системы психологических понятий. М. Высш. шк. 1984
Источник: М. Кордуэлл. психология от А до Я: Словарь-справочник, 2000 г
Источник: Общая психология. Словарь / Под ред. А. В. Петровского. 2005
Источник: Психологичеcкий словарь. М. Владос. 2007
Источник: Головин С.Ю. Словарь практического психолога. 1998
В зарубежной социальной психологии понятие «коллективизм» рассматривается, как правило, в контексте кросс-культурных исследований и, прежде всего, при сравнении западноевропейской и восточной (обычно японской), традиционалистской культур. При этом первая позиционируется как индивидуалистская, направленная на формирование независимого «Я», которое является «...замкнутой, единичной, более или менее интегрированной мотивационной и когнитивной вселенной, динамичным центром сознания, эмоций, суждений, действий, организованных в характерное единое целое и противопоставленных как любому другому подобному целому, так и социальному и природному фону. Жители западных стран не только конструируют собственное “Я” как независимую действующую единицу, они также определяют независимость как фундаментальную ценность социализации. Представители западного мира учат своих детей быть независимыми»1.
В то же время, «взаимозависимое “Я” японской культуры заключается в том, чтобы видеть себя частью окружающих социальных отношений и осознавать, что поведение человека определяется и зависит от того, как он воспринимает мысли, чувства и действия других людей в отношениях с ними. Собственное “Я” становится значимым и законченным в большей степени в контексте социальных отношений, а не независимых автономных действий. Несмотря на то, что взаимозависимое “Я” рассматривается как обладающее набором внутренних качеств, таких как способности и мнения, эти неотъемлемые свойства расцениваются как зависящие от ситуации и неустойчивые, а не как определяющие особенности собственного “Я”. Таким образом, взаимозависимое “Я” не является замкнутым целым, а скорее изменяет свою структуру в соответствии с природой социального контекста»1.
Легко заметить, что в таком понимании коллективизм и индивидуализм выступают как явно противоположные и, более того, антагонистичные системы ценностей и установок. При этом как содержательное наполнение этих понятий, так и их географическая и цивилизационная «привязка» в большинстве кросс-культурных исследований во многом основаны на стереотипах, сложившихся в ходе стравнения систем организации труда и производственных отношений в американских и японских корпорациях эпохи индустриальной экономики (60-х — начала 70-х гг. прошлого века).
Вместе с тем собственно экспериментальные исследования различий индивидуалистской и коллективистской культур, хотя и показывают наличие таковых (что само по себе представляется вполне очевидным и легко прогнозируемым фактом), тем не менее носят достаточно ограниченный характер. Так, например, в конце 80-х гг. XX в. большая группа американских социальных психологов провела масштабное кросс-культурное исследование, направленное на изучение различий в восприятии себя и других представителями индивидуалистской и коллективистской культур. Для этого они предлагали студентам из США и Индии оценить, насколько они похожи на других людей и насколько другие люди похожи на них самих. В результате выяснилось, что «в Соединенных Штатах студенты видели себя совершенно непохожими на других, но представляли других как очень похожих на них самих. Таким образом, они выделяли себя среди других людей. Абсолютно противоположные результаты были получены в Индии. Человек видел себя очень похожим на других людей, т. е. не особенно отличающимся, но другие люди воспринимались как сравнительно отличные от образа самого себя»2. По мнению авторов исследования эти результаты полностью укладываются в представления об индивидуальных различиях, обусловленных принадлежностью к индивидуалистской или коллективистской культурам.
Однако, если рассматривать коллективизм именно как убежденность в приоритетности общественных интересов при необходимости реального учета индивидуальных потребностей членов сообщества, становится понятно, что субъективная убежденность индивида в собственной уникальности (а значит, самоценности) при том, что другие люди воспринимаются как похожие, т. е. не менее ценные в гораздо большей степени соответствует подлинно коллективистским установкам, чем гипертрофированная потребность быть «таким, как все».
Наглядное подтверждение данного тезиса имело место во время трагедии 11 сентября 2001 г. Столкнувшись с чудовищной и совершенно внезапной катострофой, жители Нью-Йорка — (в традиционном понимании, этого центра индивидуализма) продемонстрировали отчетливо выраженное массовое коллективистское поведение, направленное на помощь жертвам и минимизацию последствий террористической атаки.
На наш взгляд, жесткое противопоставление коллективизма и индивидуализма также необоснованно, как это имеет место в стереотипных связках «конформизм» — «нонконформизм», «альтруизм» — «эгоизм» и т. п.
Не случайно в конце 80-х гг. прошлого века рядом западных социологов была предложена концепция коммунитаризма, представлявшая собой попытку объединить наиболее сильные стороны традиционно понимаемых индивидуалистских и коллективистских ценностей, тем самым обеспечив баланс прав и свобод личности и интересов общества. Как считает Д. Майерс, «коммунитаристскую смесь индивидуализма и коллективизма уже сегодня можно обнаружить в некоторых западных культурах: скажем, в попытках Великобритании усилить стимулирование отдельных членов общества в условиях экономики свободного рынка при одновременном ущемлении индивидуальных прав владельцев оружия; в канадской открытости для многообразия культур при одновременном запрете на жесткое порно; в американских усилиях поощрять “новый завет” взаимной ответственности граждан и правительства... В каждом случае имеет место попытка поощрять некоторые личные свободы и в то же время ограничивать другие, которые без должного контроля могли бы причинить ущерб благополучию общества»1.
Надо сказать, что очевидная механистичность концепции коммунитаризма, обусловленная главным образом тем, что в ее основе лежит все то же тупиковое противопоставление индивидуализма и коллективизма, на практике зачастую приводит к тому, что меньшинства, чьи индивидуальные потребности приносятся «в жертву» общественным интересам, зачастую не только не склонны признавать приоритетность последних, но и начинают противопоставлять себя «дискриминирующему» их обществу. Если принять во внимание, что, например, когда речь идет о тотальном запрете на курение в общественных местах, «меньшинство» исчисляется десятками миллионов людей, а запретительные меры в сфере промышленного производства, направленные на улучшение экологии, затрагивают интересы индивидов и групп располагающих огромными финансовыми и иными ресурсами, становится понятно, что попытки реализовать концепцию коммунитаризма на практике могут порождать социальную напряженность и даже приводить к открытым конфликтам.
Выход из обозначенного тупика предложил известный социолог и философ Ф.Фукуяма. Не критикуя открыто сложившиеся в рамках кросс-культурных исследований представления, он тем не менее доказал их фактическую несостоятельность, отчетливо продемонстрировав в своих работах, что западные и восточные общества крайне неоднородны с точки зрения соотношения «коллективизм» — «индивидуализм». Так например, «с точки зрения навыка в создании добровольных объединений Соединенные Штаты обнаруживают явное родство с Японией и Германией. Эти три государства в данном аспекте гораздо ближе друг к другу, чем, с одной стороны, к китайским обществам Гонконга и Тайваня, а с другой — к Италии и Франции». Более того, по мнению Ф. Фукуямы, «хотя американцы и считают себя “закоренелыми” индивидуалистами, США, подобно Японии и Германии, всегда были обществом с высоким уровнем доверия, обществом, коллективистски ориентированным»2.
На основании своих исследований Ф. Фукуяма вместо традиционной оппозиции «коллективизм» — «индивидуализм», ввел интегративное понятие социальный капитал, основанный на доверии: «Доверие — это возникающее у членов сообщества ожидание того, что другие его члены будут вести себя более или менее предсказуемо, честно и с вниманием к нуждам окружающих, в согласии с некоторыми общими нормами. ... Социальный капитал — это определенный потенциал общества или его части, возникающий как результат наличия доверия между его членами. Он может быть воплощен и в мельчайшем базовом социальном коллективе — семье, и во всех коллективах, существующих в промежутке между ними. Социальный капитал отличается от других форм человеческого капитала тем, что обычно он создается и передается посредством культурных механизмов таких, как религия, традиция, обычай. ... Не принижая роли договора и эгоистического интереса как основ ассоциации, надо сказать, что наиболее действенные организации имеют под собой другую основу: коллектив, объединенный общими этическими ценностями. Членам таких коллективов не требуется подробная контрактно-правовая регламентация их отношений, потому что существующий между ними моральный консенсус является базисом их взаимного доверия»1.
Заметим, что хотя, с точки зрения Ф. Фукуямы, уровень социального капитала и определяется культурными особенностями того или иного общества (но отнюдь не в рамках стереотипа «восток» — «запад»), на локальном уровне в рамках той или иной конкретной группы, сложившейся в обществе с выраженным дефицитом социального капитала, вполне возможно формирование коллектива, основанного на доверии.
Надо сказать, что с практической точки зрения понятие «социальный капитал» представляется весьма удобным, поскольку в рамках отечественной психологии позволяет отсечь устойчивые негативные стереотипы, связанные с понятием «коллективизм», сохраняя реальную содержательную сущность последнего, поскольку достаточно очевидно, что трактовка социального капитала, основанного на доверии в трудах Ф. Фукуямы во многом пересекается (хотя и не идентична) с определением коллективизма, приведенным в начале данной статьи.
В любом случае практический социальный психолог, каким бы понятийным аппаратом он не пользовался, должен отчетливо осознавать, что подлинный коллективизм не имеет ничего общего с обезличиванием и деперсонализацией индивида, равно как и с изоляционистскими установками, связанными с функционированием изолированных закрытых сообществ корпоративного типа.
Для практического социального психолога такой показатель, как проявляющийся коллективизм большинства, свойственный взаимоотношениям в группе или организации, может служить критерием «окончательного вывода» о том, что сообщество, с которым он работает, однозначно является группой высокого уровня социально-психологического развития.
Источник: Кондратьев М. Ю., Ильин В. А. Азбука социального психолога-практика. 2007