ВЕЛИКАЯ МАТЬ

(Great Mother; Grofle Mutter). Теория архетипов привела Юнга к гипотезе о том, что влияние, оказываемое матерью на своих детей, не обязательно исходит от самой матери как реальной личности со своими особенностями характера. Существуют помимо них такие качества, которыми, казалось бы, конкретная мать обладает, но которые в действительности вытекают из архетипической структуры, окутывающей всякую «матерь», и проецируются на нее ребенком (см. АРХЕТИП; ПРОЕКЦИЯ). В. М. — общее название образа, взятого из коллективного культурного опыта. В этом образе обнаруживается архетипическая полнота, а также позитивно-негативная полярность. Младенец стремится организовать свой опыт ранней уязвимости и зависимости от матери вокруг позитивного и негативного полюсов. На позитивном полюсе собираются такие качества, как «материнская забота и симпатия; магическая власть женщины; мудрость и духовный подъем, превосходящие чистый разум; любой благотворный инстинкт или импульс; все, что милосердно, все, что лелеет и поддерживает, помогает росту и плодовитости». Короче, это качества доброй матери. Негативный полюс внушает образ матери недоброй: «нечто потаенное, скрытое, темное; бездна, мир мертвых, все, что поглощает, совращает и губит, что ужасает и неотвратимо, подобно року» (Собр. соч. Г. 9. Парагр. 158). В контексте развития это предполагает раскол материнского имаго (см. ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ). Юнг указывает на то, что такие контрасты широко распространены в культурных образах всех народов, поскольку человечество в целом не находит странным или невыносимым расщепление образа матери. В конечном счете ребенку придется принять свою мать как личность и свести воедино противоположные восприятия ее, если он хочет установить с ней полноценные отношения (см. CONIUNCTIO; ДЕПРЕССИВНОЕ СОСТОЯНИЕ: МЛАДЕНЧЕСТВО и ДЕТСТВО). К двойственности личного/архетипического и доброго/дурного следует добавить дуализм земного/духовного: В. М. в своем хтоническом, земледельческом обличье и одновременно — в своей божественной, эфирно-бесплотной, девственно-непорочной ипостаси. Это также находит свое отражение в повседневных образах матери, создаваемых ребенком. Важно понимать, что использование таких терминов, как В. М. в психологии развития, метафорично, а не буквально. Нет сомнений в том, что ребенок знает свою мать не как богиню плодородия или губительную «Королеву Ночи»; тем не менее он может относиться к ней так, как если бы она была такой. Юнг понимал, что специфика образа В. М. неодинакова для мужчин и женщин. Поскольку женское чуждо мужчине, оно будет стремиться утвердить себя в бессознательном и оказывать влияние оттуда, тем более сильное, что оно скрытое. Но всякая женщина проживает такую же сознательную жизнь, как и ее мать, и, следовательно, образ матери менее пугающи менее привлекателен для нее, чем для мужчины (см. АНДРОГИН, АНИМА в АНИМУС; УСПЕНИЕ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ; ПОЛОВАЯ РОЛЬ; ПОЛ). Возможно, здесь Юнг идеализирует взаимоотношения матери—дочери, не учитывая в них оттенка соперничества и рассматривая их с позиций своего времени. Подобным же образом Юнг изображает качественное различие между архетипом матери и отцовским архетипом, который, как можно бы доказать, тоже отражает реалии его собственной культуры. Основополагающая природа взаимоотношения «мать—дитя» означает, что В. М., как культурно-исторический феномен, предлагает множество увлекательных моментов для исследования (напр., Neumann, 1955). Некоторые из них только сейчас начинают изучать женщины.