КАСТРАЦИЯ

(фантазм, тревога, комплекс) Воспоминание детства: играя в доктора, он смог добиться от своей маленькой соседки, чтобы она ему что-то показала… Но он ничего не запомнил, возможно, запомнил лишь какое-то отсутствие, родинку… Столкнувшись с этой загадкой, ребенок, мальчик, строит теорию, аксиома которой сводится к тому, что «у всех человеческих существ есть пенис», ибо как можно представить себя или кого-то, лишенного такого ценного органа, видимого, сильного (учитывая струю мочи), пренебрегающего гравитацией и вызывающего восторг родителей, особенно матери. Аксиома незыблема, но теория допускает и другие варианты: у всех человеческих существ есть пенис… кроме тех, у кого его нет, уже нет или еще нет. Согласно теории фантазма, тревога отложена в сторону, но мы догадываемся, что червь находится внутри плода. Эта теория примата фаллоса есть не столько теория различия между полами, сколько теория одного пола, мечтающего найти различие. Преобладание тревоги кастрации в психике мужчин демонстрирует несовершенство, по крайней мере относительное, первой теории Фрейда. Проявления такой тревоги чаще всего смещены: риск повреждения пальца при первом использовании молотка; неудача на уже почти сданном экзамене; падение с лестницы, по которой поднимаешься каждый день; потеря выигрышной позиции из-за минутной слабости. Как это часто можно заметить, мужчина, предвосхищая возможное наказание, наказывает сам себя, ведя себя так, как если бы он уже был кастрирован, особенно в присутствии авторитетных персон, подчеркивая тем самым, что угроза всегда исходит от «отца»; «кастрированный» – «лизоблюд», так безжалостно о них говорят в народе. Страх повреждения генитальных органов не чужд и женщинам, к примеру, страх рака матки, поскольку все специализированные журналы «здоровья» рассчитаны на женскую публику. Следуя за Фрейдом, разве можем мы отказать женщинам в том, что у них тоже есть опыт тревоги кастрации? Ибо бессознательное – это конкретный абсолют, а образ кастрации – его фантазм – неразрывно связан с потерей пениса. Опыт неудачи позволяет увидеть разницу между женскими и мужскими тревогами. Настоящая аутокастрация – момент импотенции – заставляет мужчину вновь замкнуться в самом себе; тревога кастрации является главным образом нарциссической, то, что потеряно, является частью тебя. В то же время тревога у женщины, если отбросить в сторону тревогу, в которой неудача дополняет кастрирующий фантазм («Не он является его обладателем!»), когда случай помогает торжествовать – объектная женская тревога связана с потерей любви: «Он больше не желает меня, он больше не любит меня…». У тревоги – двойной доступ. Прежде всего она блокирует психическую жизнь, но в то же время она может стать и живым источником трансформации. По той причине, что пенис является «отделимым», у него может быть множество субститутов, от «пряника» до «головастика». Тревога кастрации является двигателем символизации. Благодаря такой тревоге мы можем отделиться от первичного объекта любви, мы можем одну (мать) потерять, а десять найти. Опять же, отталкиваясь от этой тревоги, благодаря ее проработке, становится возможным новое издание, перепись истории предыдущих потерь: отнятие от груди, дефекация – фекальный подарок и – почему бы и нет? – рождение. Будучи вначале фантазмом, тревогой, кастрация становится комплексом тогда, когда превалируют ее способности дифференциации, структуризации, различия (между дозволенным и запрещенным). Во время созидания она перестает разрушать.